
А где же бегемот?
Первое лицо
Первое лицо, увиденное мной в Московском зоопарке, было лицом небритого Бори — работника по уходу за горными козлами. И за целый год моей работы в Московском зоопарке это лицо так и не побрилось. Хотя и нельзя сказать, чтобы отпустило бороду. Оно умудрялось
Лицо это стало моим талисманом. Помогало и подбадривало меня весь год. Увидев меня, лицо махало издалека рукой и спрашивало:
— Ну как, устроился на работу?
Задавало оно этот вопрос даже через год, когда я уже собирался увольняться, и как будто ничего другого и знать не желало. Однако из вежливости пред лицом я всегда отвечал, что устроился, и в доказательство махал веником и тазиком с кормом.
Лицо радостно кивало и, оглядываясь, бежало к очередному мусорному ящику, из которого извлекало бутылки, чтобы затем сдать их в приёмный пункт.
Лицо это было глухо на одно ухо, а потому, возможно, сведения о моём устройстве на работу до него так и не дошли. С грустью я думал об этом через год, покидая Московский зоопарк, и очень боялся, что вот сейчас из толпы посетителей появится Боря и спросит:
— Ну как, устроился?
А где бегемот?
Посетители часто спрашивают:
— А где у вас тут бегемот? Почему нет бегемота?
А бегемота нет. И начинаешь себя очень неудобно чувствовать по поводу такого упущения, будто это ты бегемота из Африки не привёз.
Посетители укоризненно качают головой:
— На что же у вас тут смотреть, если бегемота нет? Не на обезьян же.
— Почему не на обезьян? — отвечаешь. — Как раз на обезьян. Ведь некоторые из них тоже из Африки. И бегемота там, наверное, видели!
Родственники
Приходят посетители Московского зоопарка в Обезьянник. А там за стеклом различные наши родственники сидят — макаки, гиббоны, а главное — гориллы. Люди начинают в стёкла стучать и рожи обезьянам корчить. А те смотрят и думают:
«Что же такое наши родственники хотят сказать? Не здоровьем ли интересуются?»
И подходят к самому стеклу, улыбаются, чтобы показать — здоровье ничего, Бог милует.
А посетители за стеклом этому радуются и начинают ещё сильнее лица кривить.
Тогда обезьяны отворачиваются от стёкол и говорят друг другу:
— Нет, не здоровьем они интересуются. Дразнятся. Потому что невоспитанные.
И воспитанно выходят в летние выгулы.
Террариум
Давно я хотел зайти в Террариум, где змей показывают, и вот, наконец, зашёл.
Иду, гляжу, за стеклами змеи, ящерицы — одна страшнее другой, а в последнем окне вообще аллигатор! Плавает в бассейне, как поплавок, и не двигается.
Долго я на него смотрел, чтобы увидеть, дышит или нет?
То ли зрение у меня испортилось, то ли воздух втягивал аллигатор уж очень незаметно. Только показалось мне — не дышит.
Тогда я спросил Вову, который в Террариуме работал:
— Аллигатор у вас там живой или как?
Подумал Вова и говорит:
— Шут его знает! Мы к нему почти не заходим!
Тогда я решил, что, наверное, всё-таки живой. Раз к нему заходить боятся.
Сколько нужно слонов?
Я всё думал — сколько слонов Московскому зоопарку в самый раз? Один? Два? Или больше? Потому что зоопарк всё-таки не
Оказалось, их в зоопарке — шесть! Во как! Шесть непоследних слонов в главном зоопарке. От этого наш парк даже
А ведь ещё и для других животных места хватило! Например, для лисиц.
А слоны, видимо, думают:
«Вон сколько нас здесь собралось! Наверное, больше нигде не осталось!»
Капибара
Есть у нас в Московском зоопарке такой зверь — капибара. И первое время про него никто ничего не знал. Знали только, что капибара, и всё. И привет.
Тогда на него все смотреть принялись, чтобы определить, что это за зверь всё-таки? Привычки чтоб его понять и пристрастия.
По виду зверь капибара на свинку похож морскую. Однако размером с большую собаку. А может, у неё от собаки не только размер? Может, она ещё и кости погрызть любит?
И тут мы подумали, какой ужас, если морская свинка до такого докатилась! Такую дома уже не заведёшь. Ладно если собака на всех кидается. У неё работа такая. А если свинка бросаться начнёт? Куда это годится? И все решили, что никуда.
Стали мы дальше про неё думать.
— На крысу она похожа! — заметил
Все посмотрели и согласились. Действительно похожа. Только на бесхвостую и размером с пони. Тут мы снова ужаснулись. От простой крысы шарахаешься, а тут вон какая!
Тем временем капибара зашла в воду и плавать стала.
— Нет, — сказал
Крысы вообще плавать не любят. Что они — бобры, что ли? Тогда подумали мы, может, капибара — бобёр? Но почему тогда «капибара»? Надо было и назвать бобром.
— Если сейчас плотину строить начнёт, значит, точно бобёр! — решили мы.
Но только не стала капибара плотину строить. Вылезла из воды и сено есть начала. Прямо охапками в себя запихивала.
— Не бобёр это и не собака. Вон как на сено налегает! Кто ж это, в самом деле?
Тут очень кстати подошла научный секретарь зоопарка Карпович. Повесила она на клетку новенькую табличку и сказала:
— Это южноамериканская капибара — самый большой в мире грызун!
Мы с сомнением посмотрели на капибару.
— А почему она ничего не грызёт?
— Не всё сразу, — отвечает Карпович, — вот сейчас сеном подкрепится и грызть начнёт.
Тут, действительно, капибара доела сено и специально положенное деревянное бревно грызть начала.
— Смотреть за этим грызуном надо, — сказал
Мы согласились и решили за капибарой присматривать. Чтобы не сбежала и не завелась.