Я злюсь. Ребенок же совершенно спокоен. Он сидит с покер-фейсом за компьютером, смотрит кинцо и параллельно решает тренировочные варианты в «Яндексе». Ему пофиг.
Я киплю. Нет, выплескиваюсь не на ребенка: все равно бесполезно. Выплескиваюсь в фейсбучек. Я обсуждаю с друзьями, коллегами и товарищами по несчастью идиотскую организацию Единого государственного экзамена.
Казалось бы, обязательных экзамена всего два и «зачетный» балл по ним такой низкий, что не сдать невозможно. Казалось бы, детям уменьшили стресс, объединив выпускные и вступительные экзамены. Казалось бы, один общий вступительный экзамен для всех вузов страны многократно увеличивает шансы ребенка на продолжение образования.
На самом деле верно лишь утверждение о низком «зачетном» балле на обязательных экзаменах. Но от этого утверждения проку мало, потому что кто ж из нас согласится на низкий балл? И сами не согласимся, и детям не велим.
Стресс не уменьшился. Детей стали стращать ЕГЭ так, как не пугали нас выпускными экзаменами. Уже в девятом классе родители нанимают репетиторов детям, чтобы те подготовили их к ГИА. В девятом классе! Вполне благополучным хорошистам берут репетиторов! Школа пугает не только детей, но и родителей: «Дети ваши экзаменов сдать не смогут, жизнь покатится в тартарары, все плохо-плохо-плохо!» Стоит ли говорить, что при такой постановке вопроса школа уже не чувствует себя обязанной готовить детей к экзаменам? А и чувствовала бы — кто б ей поверил? Родители слишком невротизированы предстоящими испытаниями. Еще родители невротизированы прессой, сообщающей о самоубийствах старшеклассников из-за выпускных экзаменов. Дети невротизированы невротизацией родителей. Ну, если, конечно, они не бездельники-пофигисты вроде моего младшего сына. ГИА — единственный шанс. ЕГЭ — единственный и последний. Особенно для мальчиков. Особенно для гуманитарных. Здесь даже самая спокойная нордическая мать поневоле включает режим аидише мамы.
С товарками по несчастью мы обсуждаем, что ежегодно обновляются коррупционные схемы экзаменов. В нашей школе, говорю я, в этом году одиннадцатиклассники собирали 100 000 рублей на «правильные варианты», которые оказались враньем и подделкой. Мой сын из присущих ему честности и пофигизма в предприятии не участвовал, а над концессионерами глумился еще до выяснения подлинных обстоятельств дела. Но спрос есть, значит, и предложение есть. Пресса и интернет пытаются утешить: в этом году, говорят, пока еще не было такого масштабного слива ответов, как в прошлом. Но мы же пока не знаем, что есть в этом! К тому же если выпускник написал ЕГЭ на недостаточно высокий балл (и не всегда такое происходит от незнания), у него не будет второго шанса на поступление в текущем году — а нам такой шанс давали вступительные экзамены, никоим образом от выпускных не зависевшие. Аидише мамы, в том числе и бывшие нордические матери, лезут на стенку от отчаяния и невозможности ни на что повлиять.
Но главная нервотрепка, конечно, в самой организации процесса. Ждать результатов экзаменов приходится почти две недели. Две недели, в которые заботливые матери уничтожают детям мозг повторяющимся вопросом: «Нет, ты точно уверен, что написал это?»
Оспорить оценку можно лишь в течение двух дней после того, как становятся известны результаты. Я еще не знаю результатов, но уже готовлюсь оспаривать оценку. Я настраиваюсь на битву за каждый отнятый балл. О, я знаю, это будет последний (в этом учебном году) и решительный бой! Я вооружаюсь и старательно лелею внутреннего берсерка. Кстати, интересно, кто кого сборет: берсерк или аидише мама? Вот того, кто победит в этой схватке титанов, я в себе и лелею.
А ребенку по-прежнему пофиг. Он по-прежнему пялится в монитор, предусмотрительно отгородившись от мира наушниками-чебурашками.
Он говорит, что ему наплевать и на стремительное сокращение бюджетных мест, и на чудовищные расценки в некоторых вузах, и на идиотские задания в экзаменационных тестах. Ему все пофиг. А я рвусь на части: моя умная педагогически образованная сторона прекрасно понимает, что это механизм защиты от постоянного морального давления, которое ребенок испытывал последние года три. А сторона беззаветно-материнская ходит на ушах и рычит: ему все пофиг, паразиту, пока бедная мамочка бьет себя хвостом по ребрам, бряцает саблей и вновь припадает к фейсбучеку, полному таких же страдающих матерей.
Ох, насколько же было проще самим сдавать выпускные и вступительные! Насколько проще было набивать собственные шишки, тебе семнадцать, за спиной родители, твой крепкий тыл.
А сейчас, вздыхаем мы с собеседниками, все не то. И система не та, и учителя не те, и не мы набиваем шишки, а наши птенчики пытаются вылупиться во взрослую жизнь. Наши маленькие нежные птенчики. Небритые, нечесаные, длиннющие и с сорок третьим размером ноги. Разве ж они могут сами?!
И мы — нордические матери, аидише мамы и прочие берсерки — воинственно хлопаем крыльями и готовимся отражать любые удары судьбы.
Я дерусь, потому что дерусь.
Я киплю. Нет, выплескиваюсь не на ребенка: все равно бесполезно. Выплескиваюсь в фейсбучек. Я обсуждаю с друзьями, коллегами и товарищами по несчастью идиотскую организацию Единого государственного экзамена.
Казалось бы, обязательных экзамена всего два и «зачетный» балл по ним такой низкий, что не сдать невозможно. Казалось бы, детям уменьшили стресс, объединив выпускные и вступительные экзамены. Казалось бы, один общий вступительный экзамен для всех вузов страны многократно увеличивает шансы ребенка на продолжение образования.
На самом деле верно лишь утверждение о низком «зачетном» балле на обязательных экзаменах. Но от этого утверждения проку мало, потому что кто ж из нас согласится на низкий балл? И сами не согласимся, и детям не велим.
Стресс не уменьшился. Детей стали стращать ЕГЭ так, как не пугали нас выпускными экзаменами. Уже в девятом классе родители нанимают репетиторов детям, чтобы те подготовили их к ГИА. В девятом классе! Вполне благополучным хорошистам берут репетиторов! Школа пугает не только детей, но и родителей: «Дети ваши экзаменов сдать не смогут, жизнь покатится в тартарары, все плохо-плохо-плохо!» Стоит ли говорить, что при такой постановке вопроса школа уже не чувствует себя обязанной готовить детей к экзаменам? А и чувствовала бы — кто б ей поверил? Родители слишком невротизированы предстоящими испытаниями. Еще родители невротизированы прессой, сообщающей о самоубийствах старшеклассников из-за выпускных экзаменов. Дети невротизированы невротизацией родителей. Ну, если, конечно, они не бездельники-пофигисты вроде моего младшего сына. ГИА — единственный шанс. ЕГЭ — единственный и последний. Особенно для мальчиков. Особенно для гуманитарных. Здесь даже самая спокойная нордическая мать поневоле включает режим аидише мамы.
С товарками по несчастью мы обсуждаем, что ежегодно обновляются коррупционные схемы экзаменов. В нашей школе, говорю я, в этом году одиннадцатиклассники собирали 100 000 рублей на «правильные варианты», которые оказались враньем и подделкой. Мой сын из присущих ему честности и пофигизма в предприятии не участвовал, а над концессионерами глумился еще до выяснения подлинных обстоятельств дела. Но спрос есть, значит, и предложение есть. Пресса и интернет пытаются утешить: в этом году, говорят, пока еще не было такого масштабного слива ответов, как в прошлом. Но мы же пока не знаем, что есть в этом! К тому же если выпускник написал ЕГЭ на недостаточно высокий балл (и не всегда такое происходит от незнания), у него не будет второго шанса на поступление в текущем году — а нам такой шанс давали вступительные экзамены, никоим образом от выпускных не зависевшие. Аидише мамы, в том числе и бывшие нордические матери, лезут на стенку от отчаяния и невозможности ни на что повлиять.
Но главная нервотрепка, конечно, в самой организации процесса. Ждать результатов экзаменов приходится почти две недели. Две недели, в которые заботливые матери уничтожают детям мозг повторяющимся вопросом: «Нет, ты точно уверен, что написал это?»
Оспорить оценку можно лишь в течение двух дней после того, как становятся известны результаты. Я еще не знаю результатов, но уже готовлюсь оспаривать оценку. Я настраиваюсь на битву за каждый отнятый балл. О, я знаю, это будет последний (в этом учебном году) и решительный бой! Я вооружаюсь и старательно лелею внутреннего берсерка. Кстати, интересно, кто кого сборет: берсерк или аидише мама? Вот того, кто победит в этой схватке титанов, я в себе и лелею.
А ребенку по-прежнему пофиг. Он по-прежнему пялится в монитор, предусмотрительно отгородившись от мира наушниками-чебурашками.
Он говорит, что ему наплевать и на стремительное сокращение бюджетных мест, и на чудовищные расценки в некоторых вузах, и на идиотские задания в экзаменационных тестах. Ему все пофиг. А я рвусь на части: моя умная педагогически образованная сторона прекрасно понимает, что это механизм защиты от постоянного морального давления, которое ребенок испытывал последние года три. А сторона беззаветно-материнская ходит на ушах и рычит: ему все пофиг, паразиту, пока бедная мамочка бьет себя хвостом по ребрам, бряцает саблей и вновь припадает к фейсбучеку, полному таких же страдающих матерей.
Ох, насколько же было проще самим сдавать выпускные и вступительные! Насколько проще было набивать собственные шишки, тебе семнадцать, за спиной родители, твой крепкий тыл.
А сейчас, вздыхаем мы с собеседниками, все не то. И система не та, и учителя не те, и не мы набиваем шишки, а наши птенчики пытаются вылупиться во взрослую жизнь. Наши маленькие нежные птенчики. Небритые, нечесаные, длиннющие и с сорок третьим размером ноги. Разве ж они могут сами?!
И мы — нордические матери, аидише мамы и прочие берсерки — воинственно хлопаем крыльями и готовимся отражать любые удары судьбы.
Я дерусь, потому что дерусь.
Ещё материалы этого проекта
Что делать, если рядом с вами беспрерывно ноет чужой ребенок? А что делать, если этот ребенок — ваш? Наше представление о том, как поступают воспитанные люди, не позволяет нам нарушать чужие границы и вмешиваться в чужой семейный уклад, но проблему-то это не решает. Ксения Молдавская размышляет о том, что уместно в подобной ситуации.
24.10.2014
Учительница дала мне список школьных принадлежностей, которые следовало купить. Над расшифровкой этого списка мы с женой (и словарем Баруха Подольского) бились целый вечер. Два самых сложных ребуса так и остались неразгаданными: «треугольные карандаши» и «умные тетради».
31.08.2012
Родители и двойные стандарты: почему взрослый имеет право на неудачи, дурное настроение и даже депрессию, а ребенок обязан быть «не хуже других»? Почему у нас нет культуры принятия психологической помощи, особенно когда дело касается детей, зато есть зависимость от социального прессинга?
25.12.2014
Как и почему взрослый, разумный и склонный к рефлексии человек вдруг начинает транслировать своим детям шаблонные фразы и установки, хотя зарекался никогда-никогда-никогда такого себе не позволять — и как это прекратить.
31.07.2014